Лапеко Валентин Кириллович

В преддверии 30 октября - Дня памяти жертв политических репрессий, хочется вспомнить те тяжелые для нашей семьи (да и для всей страны) годы.
Мой отец, Кирилл Петрович - выходец из сравнительно зажиточной крестьянской семьи, проживавшей в деревне Буды Витебской области Белорусской ССР. Да и как в деревне могло не быть достатка, если глава семейства - мой дед, был работящим, непьющим крестьянином. И было у него два таких же работящих сына.
Ясно, что по тогдашним меркам - это типичный кулак. Правда, по ленинской терминологии он не мог быть назван мироедом, так как никаких наемных работников у него не было, все делалось исключительно своими руками.
Отец был младшим в семье, воевал в коннице Будённого. У нас было фото, где он заснят около лошади в буденовке и с шашкой на боку.
В 1930 году, перед моим рождением, семью раскулачили: деда с семьей (кроме моего отца) сослали на Урал. А моего отца, видимо, как темпераментного борца за справедливость, заехавшего милиционеру по физиономии при раскулачивании, сослали подальше - в Якутию. Одного, без семьи.
Мы - мать и пятеро детей: три дочери, старшей из которых было семь лет; два сына, в том числе и я, родившийся после высылки отца, остались жить в деревне Буды до 1935 года.
Как матери жилось там с такой оравой, можно себе представить. Когда слушали ее рассказы, у нас просто волосы дыбом вставали. Правда, по миру не пошли, как-то кормились своим трудом, в котором не участвовал только я.
В Якутии отец сначала работал на прииске Верхне-Сталинск. Стал зарабатывать и по крепкой крестьянской «закваске» купил по дешевке лошадь и стал работать возчиком - возил рудстойку (крепеж) для прииска.
Из заработанных денег смог выслать нам для переезда к нему.
Кроме того, он вместе с такими же высланными построил небольшой домишко на две комнаты с общей кухней, куда мы и приехали в 1935 году. Не лошадь бы - не было бы и домика.
В январе 1938 года органами Алданского УГБ НКВД ЯАССР отец был арестован, а через четыре месяца расстрелян.
О том, что он именно расстрелян, я узнал много позже - где-то в 1974-м. Тогда я по должности был вхож в аппарат обкома КПСС и Якутского КГБ. Там мне и показали личное дело отца, в котором черным по белому было написано, что он расстрелян как шпион польской и немецкой разведок (?!).
До этого я был несколько озадачен, что меня продвигали по должности - при том, что я сын репрессированного. А когда увидел эту запись, то понял, что в обкоме КПСС не дураки же сидят и понимают, что возчик на лошади не может быть шпионом двух разведок - это полная чушь. Делалось это только для выполнения плана уничтожения троцкистов и «врагов» народа, чтобы не отстать от других областей по этим показателям.
После ареста отца, мы - мать и шестеро детей (младший родился также как и я, после ареста отца) жили за счет подаяния сердобольных людей. Здесь не Белоруссия, подножным кормом не обойдешься. Например, одежда у нас, в том числе нижнее белье, иногда была с чужого плеча. Штаны приходилось дважды подгибать снизу, сами штаны были в полтора обхвата, крепились только веревкой.
В школу ходил в дырявых валенках, из которых, к стыду, всегда вылезала портянка.
До сих пор тяжело вспоминать, как все школьники на переменах ели булочку или калачик за 10 копеек, приносимые из столовой в корзине. От этой картины у меня выступали слезы, так что приходилось отворачиваться к стене. Мы всегда были голодными, иногда не ели по 3-4 дня.
Однако учился я хорошо, была только одна тройка по чистописанию.
В 1939 году местные власти, чтобы облегчить нашу участь, направили старшего брата и меня в Алданский детский дом, где жить стало лучше, жить стало веселей, несмотря на известные всем детдомовские условия.
По заключению военного прокурора Забайкальского военного округа от 01.06.1968 года отец был реабилитирован.
Несмотря на все мытарства мы выжили. Но такое не должно повториться.